История Острогожска

Исторические периоды:
 

Общие очерки по истории Острогожска
Острогожские земли до н.э.
Н.э. до основания города Острогожска
Основание Острогожска, строительство крепости
Дореволюционный период
Революция, Гражданская война
Становление Советской Власти, довоенный
период
Великая Отечественная война
Послевоенные годы, времена развитого Социализма
Перестройка, развал Союза
Современная история
 

Тематика
 

События
Люди
Архитектура
Исторические документы
Фотографии старинного Острогожска
Фотографии современного Острогожска
Фотографии исторических мест Острогожска
Религии в истории Острогожска
Острогожское казачество
История Острогожского района
Полный архив статей
Архив статей по времени размещения
Поиск
Обсуждение истории Острогожска в Форуме
Острогожский Интернет-портал
Острогожские новости

Острогожск Яндекс цитирования
Острогожск

 
 

 

« Острогожские подпольщики | По следам «острогожских немцев» »

 

«Нас, бойцов, участников битвы за Москву, осталось очень мало. Мы завещаем тем, кто остается после нас: любите Родину, как её любили мы, будьте готовы в любую минуту суметь защитить её, как это сделали мы, и никогда не забывайте тех, кто жизнью, здоровьем заплатил за свободу Родины, свободу нашего народа».

К. Милорадова, бывшая разведчица в/ч 9903.


 

Клавдия Александровна Милорадова — участница Великой Отечественной войны, разведчица части №9903. Она воевала вместе Героями Советского Союза Зоей Космодемьянской и Еленой Колесовой, Героем России Верой Волошиной.

Милорадова родилась в 1919 г. недалеко от города Острогожска Воронежской области. Клавдия училась в Единой трудовой школе в Острогожске, в старших классах — в педклассе. Потом она преподавала в начальных классах и училась на литературном факультете Воронежского пединститута.

Клавдия приехала в Москву в 1939 году, чтобы поступить в Московский пединститут им. К. Либкнехта. В начале войны Клавдия Александровна поступила на завод №37, который выпускал танки, а когда завод эвакуировали, девушка обратилась в Московский городской комитет комсомола (МГК ВЛКСМ) к секретарю А. Шелепину: «Я комсомолка и хочу воевать». Ее направили в часть №9903.

Первое задание Зоя и Клавдия выполнили в ноябре 1941 года. Во время второго задания погибла большая часть группы, в том числе Зоя. А Клавдия продолжила службу.

Рассказывает К. А. Милорадова:

В июне 41-го уже не было студентов, все рвались на фронт. На фронт не брали, и молодежь пошла на заводы, чтобы заменить ушедших на фронт, и с гордостью называли себя рабочими. С 1 июля я стала работать на 37-м заводе (теперь это завод им. Орджоникидзе на Преображенке). Была распредом (распределителем работ) в термическом цехе, вечно ходила черная, грязная, как кочегар. Вернее, не ходила, а бегала. У меня был пропуск во все цеха, включая сборку и полигон. Был на заводском дворе маленький деревянный домик, там жили вышедшие из госпиталя танкисты. Израненные, изуродованные лица... Они торопили: «Давайте танки!» Комсомольская организация постановила: неурочно давать наш, комсомольский танк. Следовательно, работали по 17 часов. Спали там же. Ложишься на обтирочные тряпки и так сладко поспишь часов 5, и снова работать.

Октябрь. Кто-то пустил слух: в Химки ворвался немецкий танк. Так и было: один ошалелый танкист, имевший при себе билет на парад фашистов на Красной площади, влетел в Химки, где тут же его уничтожили. Но в Москве поднялась паника. Враг был у самого порога Москвы. Волоколамск занят. Началась эвакуация нашего завода. Влетела в механический цех: полная тишина! Рабочие снимали станки, смазывали их солидолом, грузили на платформы и отправляли в Куйбышев. Мы получили увесистые пачки денег — подъемные и зарплату, не так, как сейчас, когда зарплату по полгода не платят. Давали в дорогу продукты, очень хорошие, эвакуационное свидетельство. Предупредили: завтра к вечеру быть на Казанском вокзале, уходит эшелон с людьми. Вот тут я увидела самое страшное. Иду пешком с Преображенки в Сокольники. Там, среди деревянных домиков, всегда чистенько было, палисадники ухоженные. А тут — клочки бумаги ветер разносит, кругом грязь. Только окна домов смотрели на меня, как живые, и как будто говорили: «Что, уезжаешь? Бросаешь?» Села на скамью, разрыдалась. Прямо рядом со мной сели двое мужчин. Тот, кто помоложе, рассказывает другому: «Только что был в райкоме, записался в ополчение. Я не эвакуируюсь!» Я бегом в райком комсомола, что был рядом с метро. Вбегаю, все двери раскрыты, кругом клочки бумаг. Врываюсь в кабинет секретаря райкома Гриши Коварского, говорю: «Давай путевку на фронт!» «Ты откуда?» — спрашивает. «С 37-го!» — «Повезешь завтра документы и учетные карточки в Куйбышев!» — «Вези сам, сам! — кричу. — Мне давай путевку!» Разгружаю свой рюкзак: «Это икра, это маслице, это деньги! Забирай, мне не нужно, мне путевку давай!»

Не заметила, как вошел 2-й секретарь по военной работе Женька Ковальков. Говорит: «Гриша, дай ей то, что в столе! Ей в самый раз туда». Гриша отодвигает ящик, протягивает мне запечатанный конверт. «Здесь спецпутевка комсомола. Завтра в 14.00 приходи в здание ЦК, на комиссию».

31 октября на комиссии нас принимали секретарь горкома комсомола Саша Шелепин и военные. Задавали вопросы каверзные, спрашивали, выдержим ли, если схватят, пытать будут... На комиссию тогда пришла Зоя...

...Потом назначили на следующий день сбор в 12.00 в кинотеатре «Колизей» на Чистых прудах, 21 девушка и 2 юноши отправились в часть. В те дни Москву уже бомбили фашистские самолеты. Ехали на грузовике. Видели, как москвичи копали траншеи. Даже дети таскали мешочки с песком и складывали их как кирпичи, сооружали укрепления. Уж этих-то никто не посылал. Но люди понимали: Москва была в опасности, а она была нам дороже всего на белом свете.

В части началась учеба. Ускоренными темпами нас учили стрельбе, хождению по азимуту, с картой, без карты, взрывному делу, «снятию» часовых. Мы ведь и холодным оружием научились владеть. Потом нас признали годными к выполнению заданий. Первым нашим командиром был «дядя Миша», он нам показался очень старым: еще бы — 34 года! В группе — 12 человек: 8 мальчишек и 4 девочки — Лида Королева, Валечка Зоричева, Зоя и я. Первое задание выполняли под Волоколамском. На 3 дня раньше в том же направлении ушла группа Кости Пахомова, 8 человек. При случае мы должны были с ними соединиться. Привез нас сопровождающий офицер капитан Федя Батурин, впоследствии — генерал-майор Батурин, умер он... Мы остались с группой бойцов, они жгли костер у станции Дубосеково. Офицер спросил Зою: «Ты кто будешь? Медсестра?» Зоя ответила: «Партизаны мы». — «А до войны кем была?» — «В 10-й класс перешла...». Офицер обратился к бойцам: «Ребята! Слышите! Школьницы на смерть идут...» Потом мы узнали, что это бойцы из тех 28 панфиловцев, которые погибли, но не пропустили фашистов в Москву. А тогда накормили нас печеной картошкой, проводили немного. Между станцией Дубосеково и Горюны мы перешли линию фронта.

Двое суток шли спокойно, хотя одежда промокла и обледенела. Мы шли в своих пальто, в чем приехали. На 4-е сутки, в ночь с 6 на 7 ноября, начали выполнять полученное задание. Минировали дорогу Шаховская-Княжьи Горы. Мы ставили совсем новые натяжные мины конструктора Старикова. Взрывали мосты. Натянули провод на дороге, подстерегли мчавшегося фашистского мотоциклиста, свалили, взяли его полевую сумку. Вернулись через линию фронта на 7-й день, такой срок нам дали для выполнения задания, мы в него уложились. Принесли в часть тяжелую весть: группа Пахомова, с которой мы хотели соединиться, и среди них две наших подружки — Женя Полтавская и Шурочка Грибкова, студентки Художественного училища им. Калинина, приняли неравный бой на Волоколамском кладбище. Тяжелораненые, они были схвачены фашистами, выдержали неимоверные пытки. Все восемь были повешены в Волоколамске. В штабе доложили обо всем виденном. Нам дали машину и повезли в Москву. А Зоя, когда подрывали мост, наступила на гнилую балку и провалилась в ледяную ноябрьскую воду. Температура у нее была высокая, сильно болело ухо. Зоя умоляла не отдавать ее в госпиталь. Просила: «Везите меня только в часть!» Наш врач за неделю вылечил ее, а еще через неделю снова вызвали в Красный уголок Зою и меня да еще 2 девочек. Мы вошли в группу Павлуши Проворова из 10 человек. Ему было 18 лет. Другая группа была у Бориса Крайнова, тоже 18-летнего. Горком комсомола Ярославля направил их на подмогу комсомольцам Москвы. Поезда уже не ходили, и они добрались до Москвы пешком. В нашей группе, кроме нас с Зоей, были комсорг Вера Волошина и Наташа Обуховская. Наталочку мы этой весной хоронили... В группе Крайнова — тоже 10 человек. Из девочек — Аня Воронина, комсорг Наташа Самойлович, Лида Булгина и Клава Лебедева.

Через р. Нару нас переправляли разведчики знаменитой 32-й Восточной дивизии, той, что до войны была 27-й. Предупредили нас: «Головково обходите! Опасно!» На 3-й сутки вышли к Головковскому полю. Стали совещаться: обходить — потеряем больше суток. Идем напрямую! Ночь. Вперед выслали разведку. Только на взгорок вышли — перекрестный огонь. Крайнов скомандовал: «Перебежкой — за мной!» Когда собрались на опушке, оказалось, что шло 20 человек, осталось только 10. Зоя попросилась выползти посмотреть, нет ли раненых. С кем-то из мальчиков нашли убитого, но опознать не смогли. На наши позывные никто не ответил. Решили: этим составом двигаться и выполнять задание. Резали связь. В Анашкино подожгли межштабной узел связи. В деревне Мишинка ночью увидели, что в маленькой школе фашистские офицеры устроили кутеж. Круглую ночь они орали, песни пели. Даже патрули ходили вдребезги пьяные. Напоролись мы на часового, а он спьяну полез к нам обниматься. Часового бесшумно «сняли», подперли двери кольями, облили проемы окон и дверей горючей жидкостью КС-3, подожгли и ушли. Фашисты на фронт не вернулись.

Петрищево перед нами. На опушке я встретила мальчика. Хворост вез. Сказал, что это Петрищево. Я назвалась беженкой. Была в гражданском, сапоги на мне были яловые, крестьянские. Потом Боря Крайнов (мы его выбрали командиром, а Павлушку — заместителем) послал Лиду Булгину и меня в разведку. Мы отошли метров на 400 — засада! Стали уходить. Нас преследовали. Потом группу свою мы так и не смогли найти: ведь они услышали, что немцы стали поблизости стрелять, и снялись. В ту же ночь Зоя ушла в Петрищево. Больше я ее не видела — живую... Видела мертвую, но уже 3 февраля 1942 года...

Когда мы прочитали в «Правде» статью Лидова «Таня», то сказали командиру части: «Это не Таня, это — наша Зоя!» Когда приехали в Петрищево, вижу, тот мальчик идет, который встретился мне в ноябре 41-го. «А ты говорила — беженка!» — повернулся и убежал, а вскоре вернулся. Протягивает мне варежки Зоины, они остались в избе Седовой, куда ее с самого начала привели. Достаю из карманов такие же... Это нам с Зоей достался подарок от ребятишек из Горьковского детдома. В них было припрятано по 10 конфет-подушечек, завернутых в бумажку. Дети от себя отрывали для девушек-бойцов. Потом пошли к могиле. Мама Зоина, Любовь Тимофеевна, с нами идет, впервые я увидела Сашу, Зоиного брата младшего. Идут Шелепин с командиром части, врач военно-медицинской экспертизы. Подходим. Уже вырыли Зою из могилы. Сорванная с петель дверь, на ней лежит труп. Волосы забиты снегом. Исколотое штыками тело, срезанная грудь. У мертвой отрезали, издевались над трупом. Ногти вырваны, на пальцах выцветшая кровь. Когда перевернули — сплошь иссеченное, в запекшейся крови тело. Толстая обрезанная веревка на шее. Подошел врач: «Какие приметы помнишь?» Я молчу, горло сжалось. Он меня тряхнул: «Ты боец или нет?!» Говорю: «На левой ноге через колено и вниз — шрам. Это она в детстве еще в Осиновых Гаях от быка спасалась и полезла через колючую проволоку. Долго не заживало. Зоя мне об этом рассказывала...» Чуть стянули чулок на окоченевшей ноге: этот самый шрам... Никаких сомнений у нас не было: это Зоя! Какое лицо у нее было: как у спокойно спящего человека... Зою оставили там, в могиле. Мы в Москве с Борей Крайновым поставили свои подписи под актом эксгумации. Зимой 42-го наш командир отобрал тех немногих девушек, которые вернулись с задания, и начал их готовить к серьезному броску — в Белоруссию. Помню, как в апреле пришла новенькая: маленькая девушка с косичками-хвостиками — Нина Молий. Пришла по комсомольскому призыву: «Отомстим за Зою!» Я, как уже обстрелянная, взялась ее учить всем нашим боевым премудростям. Говорю: «Будешь теперь моей дочкой!» Весной 5 мая мы поехали в Петрищево за Зоей. Надо было ее похоронить как подобает. Мы понимали, что земля уже сильно подтаяла, и труп трудно будет обрядить. Инструктор МК ВЛКСМ Лида Сергеева взяла с собой несколько метров голубого крепдешина. Когда мы пеленали Зою в голубую полупрозрачную ткань, бабы петрищевские выли в крик... Потом была кремация. Тяжело это было, ужасно...

В первые месяцы своего бессмертия Зоя была известна под именем Таня.

В ночь с 14 на 15 мая мы вылетели в тыл, на глубокую усадку в Белоруссию. С собой я взяла листовку со статьей Лидова «Таня»…

Сб. «Жизнь и подвиг Зои», М., 1998 г.


Категория: Великая Отечественная война, Люди / печать / rss
Оценить статью: / Средняя оценка: 5

pgt 0.01858 сек. / запросов: 10 / кэширование: выключено
 

 


Использование материалов, опубликованных на сайте, разрешено только с указанием авторства и гиперссылкой на источник: www.ostrogozhsk.ru
Мнение администрации не всегда совпадает с мнением авторов опубликованных на сайте материалов.